Вспоминая Чехова

   Мы продолжаем знакомить наших читателей с Антоном Павловичем Чеховым, которому в 2010 году исполнится 150 лет со дня рождения. На заре своего творчества он публиковал в десятках газет, журналов, сборников, альманахов в Таганроге, в Ростове, в других провинциальных и столичных городах свои рассказы, юморески, фельетоны, корреспонденции под псевдонимами Антоша Чехонте, Дон Антонио Чехонте, Человек без селезёнки, Прозаический поэт, Г. Балдастов, М. Ковров, Рувер, Улисс, Брат моего брата.

ИЗБРАННЫЕ РАССКАЗЫ И ЮМОРЕСКИ 1883-1884 ГОДОВ, ЧЕХОВУ НЕМНОГО ЗА ДВАДЦАТЬ.

МОИ ЧИНЫ И ТИТУЛЫ

Я посланник. Каждое утро жена посылает меня на рынок за провизией.

Я надворный советник. Каждое утро перед уходом на рынок я советуюсь на дворе с дворником по поводу текущих вопросов.

Я городовой, потому что живу в городе, а не в деревне.

Я дворянин - это несомненно. По вечерам я прогуливаюсь по двору, летом люблю спать на дворе, часто беседую с дворником, и собаки мои называются дворняжками.

Я товарищ прокурора Ивана Иваныча, который иногда заходит ко мне и на основании всех статей Х тома Свода законов пьёт у меня пиво. Отношения наши самые товарищеские.

Я был особой IV, III, II и даже I классов, когда учился в гимназии.

Я следователь по особо важным делам. Не вынося посредственности, я обыкновенно следую примеру только того, кто совершает особо важные дела...

Я кавалер, потому что имею Анну на шее… и какую Анну! Толстую, краснощёкую, строптивую…

Я благочинный. Никто не ведёт себя так благочинно, как я. Засвидетельствовать это могут наши дворники.

Я кассир, потому что имею кассу; бухгалтер, потому что веду лавочную, прачечную и записную книжки; письмоводитель, потому что веду переписку; сторож, потому что всегда сторожу своё добро, и звонарь, потому что часто звоню в мой колокольчик.

Я целовальник, потому что люблю целоваться.

Я тайный советник, потому что советуюсь с женой тайно от тёщи.

Я сведущий человек по части выпивки и закуски.

Я батарейный командир, когда в моём распоряжении батарея бутылок.

Я человек без селезёнки, когда ставлю точку.

РЯЖЕНЫЕ

Вечер. По улице идёт пёстрая толпа, состоящая из пьяных тулупов и кацавеек. Смех, говор и приплясыванье. Впереди толпы прыгает маленький солдатик в старой шинелишке и с шапкой набекрень.

Навстречу толпе идёт "унтер".

- Ты отчего же мне чести не отдаёшь? - набрасывается унтер на маленького солдатика. - А? Почему? Постой! Который ты это? Зачем?

- Миленький, да ведь мы ряженые! - говорит бабьим голосом солдатик, и толпа вместе с унтером закатывается громким смехом...

В ложе сидит красивая полная барыня; лета её определить трудно, но она ещё молода и долго ещё будет молодой... Одета она роскошно. На белых руках её по массивному браслету, на груди бриллиантовая брошь. Около неё лежит тысячная шубка. В коридоре ожидает её лакей с галунами, а на улице пара вороных и сани с медвежьей полостью... Сытое красивое лицо и обстановка говорят: "Я счастлива и богата". Но не верьте, читатель!

"Я ряженая, - думает она. - Завтра или послезавтра барон сойдётся с Nadine и снимет с меня всё это..."

За карточным столом сидит толстяк во фраке, с трёхэтажным подбородком и белыми руками. Около его рук куча денег. Он проигрывает, но не унывает. Напротив, он улыбается. Ему ведь ничего не стоит проиграть тысячу, другую. В столовой несколько слуг приготовляют для него устриц, шампанское и фазанов. Он любит хорошо поужинать. После ужина он поедет в карете к ней. Она ждёт его. Не правда ли, ему хорошо живётся? Он счастлив! Но посмотрите, какая чепуха шевелится в его ожиревших мозгах!

"Я ряженый. Наедет ревизия, и все узнают, что я только ряженый!.."

На суде адвокат защищает подсудимую… Это хорошенькая женщина с донельзя печальным лицом, невинная! Видит Бог, что она невинна! Глаза адвоката горят, щёки его пылают, в голосе слышны слёзы… Он страдает за подсудимую, и если её обвинят, он умрёт с горя!.. Публика слушает его, замирает от наслаждения и боится, чтоб он не кончил. "Он поэт", - шепчут слушатели. Но он только нарядился поэтом!

"Дай мне истец сотней больше, я упёк бы её! - думает он. - В роли обвинителя я был бы эффектней!"

По деревне идёт пьяный мужичонка, поёт и визжит на гармонике. На лице его пьяное умиление. Он хихикает и подплясывает. Ему весело живётся, не правда ли? Нет, он ряженый.

"Жрать хочется", - думает он.

Молодой профессор-врач читает вступительную лекцию. Он уверяет, что нет больше счастия, как служить науке. "Наука всё! - говорит он, - она жизнь!" И ему верят... Но его назвали бы ряженым, если бы слышали, что он сказал своей жене после лекции. Он сказал ей:

- Теперь я, матушка, профессор. У профессора практика вдесятеро больше, чем у обыкновенного врача. Теперь я рассчитываю на двадцать пять тысяч в год.

Шесть подъездов, тысяча огней, толпа, жандармы, барышники. Это театр. Над его дверями, как в Эрмитаже у Лентовского, написано: "Сатира и мораль". Здесь платят большие деньги, пишут длинные рецензии, много аплодируют и редко шикают... Храм!

Но этот храм ряженый. Если вы снимете "Сатиру и мораль", то вам нетрудно будет прочесть: "Канкан и зубоскальство".

НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ О ДУШЕ

По мнению начитанных гувернанток и учёных губернаторш, душа есть неопределённая объективность психической субстанции. Я не имею причин не соглашаться с этим.

У одного учёного читаем: "Чтобы отыскать душу, надо взять человека, которого только что распекало начальство, и перетянуть ремнём его ногу. Затем вскройте пятку, и вы найдёте искомое".

Я верую в переселение душ... Эта вера далась мне опытом. Моя собственная душа за всё время моего земного прозябания перебывала во многих животных и растениях и пережила все те стадии и животные градации, о которых трактует Будда...

Я был щенком, когда родился, гусем лапчатым, когда вступил в жизнь. Определившись на государственную службу, я стал крапивным семенем. Начальник величал меня дубиной, приятели - ослом, вольнодумцы - скотиной. Путешествуя по железным дорогам, я был зайцем, живя в деревне среди мужичья, я чувствовал себя пиявкой. После одной из растрат я был некоторое время козлом отпущения. Женившись, я стал рогатым скотом. Выбившись, наконец, на настоящую дорогу, я приобрёл брюшко и стал торжествующей свиньёй.

РЕПКА

(перевод с детского)

Жили-были себе дед да баба. Жили-были и породили Сержа. У Сержа уши длинные и вместо головы репка. Вырос Серж большой-пребольшой… Потянул дед за уши; тянет-потянет, вытянуть в люди не может. Кликнул дед бабку.

Бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут и вытянуть не могут. Кликнула бабка тётку-княгиню.

Тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть в люди не могут. Кликнула княгиня кума-генерала.

Кум за тётку, тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут. Не вытерпел дед. Выдал он дочку за богатого купца. Кликнул он купца со сторублёвками.

Купец за кума, кум за тётку, тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут и вытянули голову-репку в люди.

И Серж стал статским советником.

СОВЕТ

Дверь самая обыкновенная, комнатная. Сделана она из дерева, выкрашена обыкновенной белой краской, висит на простых крючьях, но... отчего она так внушительна? Так и дышит олимпийством! По ту сторону двери сидит... впрочем, это не наше дело.

По сю сторону стоят два человека и рассуждают:

- Мерси-с!

- Это вам-с, детишкам на молочишко. За труды ваши, Максим Иваныч. Ведь дело три года тянется, не шутка... Извините, что мало... Старайтесь только, батюшка! (Пауза.) Хочется мне, благодетель, благодарить Порфирия Семёныча... Они мой главный благодетель, и от них всего больше моё дело зависит... Поднести бы им в презент не мешало... сотенки две-три...

- Ему... сотенки?! Что вы? Да вы угорели, родной! Перекреститесь! Порфирий Семёныч не таковский, чтоб...

- Не берут? Жаль-с... Я ведь от души, Максим Иваныч... Это не какая-нибудь взятка... Это приношение от чистоты души... за труды непосильные... Я ведь не бесчувственный, понимаю их труд... Кто нонче из-за одного жалованья такую тяготу на себя берёт? Гм... Так-то-с... Это не взятка-с, а законное, так сказать, взятие...

- Нет, это невозможно! Он такой человек... такой человек!

- Знаю я их, Максим Иваныч! Прекрасный они человек! И сердце у них предоброе, душа филантропная... гуманическая... Ласковость такая... Глядит на тебя и всю твою психологию воротит... Молюсь за них денно и нощно... Только дело вот слишком долго тянется! Ну, да это ничего... И за все добродетели эти хочется мне благодарить их... Рубликов триста, примерно...

- Не возьмёт... Натура у него другая! Строгость! И не суйтесь к нему... Трудится, беспокоится, ночей не спит, а касательно благодарности или чего прочего - ни-ни... Правила такие. И то сказать, на что ему ваши деньги? Сам миллионщик!

- Жалость какая... А мне так хотелось обнаружить им свои чувства! (Тихо.) Да и дело бы моё подвинулось... Ведь три года тянется, батюшка! Три года! (Громко.) Не знаю, как и поступить... В уныние впал я, благодетель мой... Выручьте, батюшка! (Пауза.) Сотни три я могу... Это точно. Хоть сию минуту...

- Гм... Да-с... Как же быть? (Пауза.) Я вам вот что посоветую. Коли уж желаете благодарить его за благодеяния и беспокойства, то... извольте, я ему скажу... Доложу... Я ему посоветовать могу...

- Пожалуйста, батюшка! (Продолжительная пауза.)

- Мерси-с... Он уважит... Только вы не триста рублей... С этими паршивыми деньгами и не суйтесь... Для него это нуль, ничтожество... газ... Вы ему тысячу...

- Две тысячи! - говорит кто-то по ту строну двери.

Занавес падает. Да не подумает о сём кто-либо худо!