Координаты на шоколаде

   Говорят, до Хрущевских времен летчикам за боевые дежурства шла приличная надбавка, и тогда многие авианачальники не гнушались посидеть в составе дежурных сил, чтобы отдохнуть от домашних забот и получить прибавку к получке. Но Хрущев отменил эти надбавки, и дежурить стали уже летчики помладше.

На приморском аэродроме Пристань дежурили по неделе посменно экипажи двух эскадрилий 50-го ОГДРАПа. В 1971-1972 годах я был на Ту-16 вторым летчиком в экипаже Льва Колузанова. Хоть ему и было за тридцать с хвостиком, но он тогда был холостяком, и его экипаж часто совали на дежурство вне очереди: мол, что еще холостому командиру надо? А с ним приходилось "холостяковать" и женатым: мне, штурману экипажа Ивану Савицкому, второму штурману Валерию Мурзину. Кормовые стрелок-радист и командир огневых установок в основном были матросы срочной службы. Скрашивали частые дежурства веселый нрав командира экипажа и богатый запас его шуток-прибауток, от которых официантки в столовых часто обслуживали наш экипаж вне очереди.

В одну из октябрьских ночей 1971 года нас подняли по тревоге и направили, спасателями в район Японского моря, где произошло ЧП: рыбацкий сейнер доложил о столкновении с подводной лодкой, а наша подлодка не выходила на связь. Руководить полетом на аэродром приехал один из заместителей командира полка.

В указанном квадрате мы кружились более четырех часов: вызывали на связь экипаж подлодки, прослушивали аварийные радиочастоты, но эфир был "чист". А когда керосина осталось в обрез, повернули домой. На аэродром вышли часа в 4-5 ночи. Паршивая особенность приморских аэродромов - большая высота полета "по коробочке" из-за высоких сопок и длинная посадочная глиссада.

Погода была скверной: не видно ни огней ВПП, ни включенных мощных аэродромных прожекторов. Так, снижаясь вслепую и имея снос вправо, несмотря на попытку командира снижаться еще, я стал тянуть штурвал на себя, объяснив, что дальнейшее снижение опасно, т.к. правее полосы была стоянка самолетов, а далее - гряда сопок.

Полет "по коробочке" занимал 17 минут. Уходить на запасной аэродром уже не было возможности, т.к. загорелась лампочка "Остаток топлива на 30 минут полета" На втором заходе из-за очередного снежного заряда и ветра мы оказались снесенными с посадочной глиссады влево. И тут уж командир прекратил снижение, несмотря на мои попытки давить штурвал "от себя", т.к. почти рядом с ВПП влево на крутой сопке находился командно-диспетчерский пункт.

А тем временем загорелась лампочка "Остаток топлива на 15 минут полета". Экипаж притих: все понимали, что у нас осталась последняя попытка сесть, а иначе нам придется катапультироваться или над водой, или над лесистыми сопками. На третьем заходе садились в световое пятно от прожекторов, т.к. снежный заряд продолжался, огни ВПП абсолютно не просматривались. И когда почувствовали, как колеса стали чиркать по бетонке, весь экипаж облегченно выдохнул. Обидным было то, что в выписанном за полет метеобюллетне погода значилась: "Ясно, видимость 10 километров", - потому что сажать в таких условиях наш экипаж не имели права.

О флотских ЧП тогда нигде не писали, но в 1983 году, когда я служил уже "авианачальником" в дивизии морских десантных сил на острове Русском, неожиданно узнал детали того давнего события. Получив квартиру в новостройке, я по вечерам занимался доводкой, пока семья жила в городе Артеме, а этажом ниже также "доводил" квартиру хирург госпиталя Смолой. В один из вечеров он пригласил меня по-соседки к себе, выпили по рюмке, разговорились о прежней службе.

Смолой поведал, что ранее плавал врачом на подводной лодке, ходил в воюющий Вьетнам, имеет медаль за отличие в боевой обстановке. Достал коробку с домашними ценностями, где я обратил внимание на его школьную золотую медаль, зримую мною впервые. Он рассказал, что студентов-хирургов учат тренировать пальцы, чтобы одной рукой уметь завязывать хирургические узлы, а он натренировал обе руки.

Там же в коробке лежала 20-граммовая плитка шоколада, на обертке которой стояла дата и географические координаты. Смолей пояснил, что такие же шоколадки пометил себе весь экипаж подлодки на память об одном событии, когда они, можно сказать, заново родились на свет. А я присмотрелся к дате и координатам, которые означали чуть ли не центр Японского моря, на юго-восток от Владивостока. И сказал ему: "А это не вы столкнулись с рыбацким сейнером?". Он удивленно уставился на меня: "А ты откуда знаешь?". Пришлось ему рассказать о том вылете, и какой для нас была посадка, когда мы тоже, можно сказать, родились повторно. Он бросился обниматься со мной, и вместе удивлялись такой неожиданной встрече.

Оказалось, их подлодка вышла в очередной боевой поход, а ночью решила подвсплыть, чтобы уточнить свое место. Но, по закону подлости, наткнулась на наш сейнер. Рыбаки доложили о происшествии на базу, а подлодка срочно нырнула и устремилась прочь из этого района. Хоть их и вызывали на связь, но они решили соблюсти "инкогнито" и выйти на связь строго по расписанию. А мы бесполезно утюжили над ними небо.

А.ТАРАНЕНКО, ст. Роговская, Кубань.